Хорошие девочки встают рано. Они учатся на отлично и работают допоздна. Пишут дипломные и кандидатские, знают, как хорошо и стильно выглядеть, рассуждают о Прусте и Канте, добиваются всего, чего хотят. Но временами по вечерам чувствуют глубокую и необъяснимую тоску.
Хорошие девочки вызывают у меня легкую грусть. Погоня за совершенством имеет свою цену, и цена эта высока. Так много сил кладут они на то, чтобы понравиться и быть хорошими, что этих сил почти не остается на то, чтобы почувствовать себя живыми.
У хороших девочек обычно было хорошее в социальном смысле детство: успешная семья, где мама или папа были строгими и требовательными, но давали много возможностей для развития. И это постоянное развитие было необходимостью. Ведь родители так расстраивались, когда ребенок приносил из школы четверку, а не пятерку. А отзыв преподавательницы по музыке о том, что «ребенок ленится», мог довести любящую бабушку до сердечного приступа. Иногда даже простуда ребенка могла ввергнуть маму в истерику, и дочери приходилось скрывать насморк и тайно самостоятельно ходить в аптеку.
Хороших девочек не принимали такими, какие они есть: несовершенными, болеющими, не во всем и не всегда успешными. И они поняли, что такими им быть нельзя, что нужно всегда и во всем достигать совершенства или по крайней мере изо всех сил к нему стремиться, а всё, что в эту концепцию не вписывается, скрывать. И всё бы ничего, но родные забыли поинтересоваться, как живется их идеальной принцессе, как ей, может быть, тяжело и важна поддержка, хочется ли ей достигать того, чего от нее требуют.
И во взрослой жизни, несмотря на все усилия хороших девочек, они редко бывают по-настоящему счастливы. Потому что внутри них всё ещё живёт тот никем не замеченный и не поддержанный ребенок, которого привычно не слышат и не понимают. А он так отчаянно хочет жить, хочет любви и заботы, той самой, которая бывает только безусловной, но которую хорошие девочки так безнадежно пытаются заслужить.
Мне нравится работать с хорошими девочками. В них много грусти, но много и стойкости, и жизненных сил. И так приятно видеть, как со временем расправлются их плечи, когда они, сначала робко, а потом все смелее рискуют прислушиваться к себе и начинают относиться к себе с пониманием и теплотой, а не с упреками и критикой. Мне нравится замечать, как постепенно загорается живой огонек в их глазах, и как они впервые улыбаются азартно, с озорными ямочками на щеках, рассказывая, как тайну, о том, как смогли о себе позаботиться, как тепло им бывает от прикосновений и как радостно от выпекания блинчиков или запрещенного ранее вязания крючком.